Алексей Лескин о выборном деле Хорошавина: если так обвинять, можно посадить любого

Второе дело Хорошавина, касающееся выборов в городскую думу Южно-Сахалинска 2014 года, по идее давно должно быть в суде. Но недавний внезапный «отъезд» экс-губернатора области в колонию Хабаровска только прибавил к нему вопросов. Неужели следствие действительно зашло в тупик и не знает, как вырулить из него без потерь? Ведь если Хорошавина и остальных фигурантов судить за то, что предлагается, всю выборную систему РФ нужно снести до основания и выстроить новую.

Накануне точно таких же выборов в городскую думу Южно-Сахалинска, к которым к тому же прибавились выборы губернатора региона, выносить сор из избы, конечно, никому не хочется, а в суде утаить детали будет невозможно. Поэтому Хорошавин переехал в Хабаровск, а до этого ему несколько раз продлевали срок ознакомления с делом. После 8 сентября процесс, наверное, пойдет быстрее. ИА Sakh.com с первого дня громких сахалинских арестов 2015 года пытается разобраться, что это было и почему.

Извините за длинный текст. В нем все важно.

***

В названном уголовном деле несколько фигурантов, объединенных следствием в преступную группу. Это Александр Хорошавин и все бывшие — мэр Южно-Сахалинска Андрей Лобкин, замруководителя аппарата ПСО Анатолий Макаров, секретарь и помощник Хорошавина Вячеслав Горбачев и вице-мэр областного центра Алексей Лескин. Первый, как мы уже выяснили, этапирован отбывать наказание по делу об откатах, второй живет в Калифорнии с марта 2015 года, третий сидит в СИЗО в Тбилиси, четвертый проживает в Геленджике в непонятном процессуальном статусе.

Алексей Лескин 16 месяцев отсидел в СИЗО, а потом был выпущен сначала под домашний арест, а позже — под подписку о невыезде. Когда дело передадут в суд (если это все-таки случится), на скамье подсудимых будут только двое — Хорошавин и Лескин, потому как дела остальных выделены в отдельное производство по указанным выше причинам.

Обвинение предъявлено в совершении в составе организованной преступной группы 13 эпизодов преступлений, предусмотренных частью 6 статьи 290 УК РФ (получение взятки) и одного — частью 1 статьи 30, частью 6 статьи 290 УК РФ (приготовление к получению взятки) по факту организации предвыборной кампании и проведения выборов депутатов городской думы и мэра Южно-Сахалинска в 2014 году.

В качестве фактов получения взяток квалифицировано внесение кандидатами в депутаты в предвыборный штаб партии «Единая Россия» денежных средств на организацию и проведение их предвыборной кампании.

Согласно предъявленному обвинению в предвыборный штаб ЕР денежные средства внесли: Азизов А.Ю. (10 млн), Акопян С.З. (10 млн), Альперович Р.В. (7 млн), Арендаренко М.Г. (5 млн), Артеменко Н.Д. (6 млн), Болутенко О.И. (7 млн), Бурдюгов К.А. (10 млн), Гринберг А.М. (4 млн), Зайцев В.Н. (5 млн), Цой Ю.Г. (5 млн), Шарифулин А.А. (10 млн), Кузьменко В.И. (3 млн), Яркин Э.В. (4 млн) и Луценко М.Г. (10 млн — намеревался, но не заплатил).

Из уголовного дела:

В период по январь 2014 года у Хорошавина А.В. в силу предоставленных ему обширных полномочий, авторитета и значимости своего должностного положения имевшего возможность способствовать выдвижению того либо иного лица в качестве кандидата, незаконно содействовать либо воспрепятствовать подготовке и ведению на территории города Южно-Сахалинска его избирательной кампании, предпринимательской или иной экономической деятельности различных субъектов на территории Сахалинской области, из корыстных побуждений, обусловленных желанием противоправно увеличить уровень своего материального положения, а также обеспечить финансирование политических технологий, применяемых для достижения приведенных выше личных целей, возник преступный умысел, направленный на получение денежного вознаграждения (взяток) от лиц, пожелавших принять участие в выборах депутатов городской думы города Южно-Сахалинска пятого созыва в качестве кандидатов за общее покровительство при их выдвижении, подготовке и ведении избирательных кампаний последних…

Для реализации своего преступного умысла, направленного на систематическое получение взяток, в том числе и от лиц, пожелавших принять участие в выборах депутатов городской думы города Южно-Сахалинска пятого созыва в качестве кандидатов, Хорошавин А.В. не позднее февраля 2014 года вовлек в преступную деятельность созданной и руководимой им организованной группы Лобкина Андрея Игоревича и Макарова Анатолия Владимировича, используя для этого зависимое от него положение последних и свои лидерские качества.

Не позднее 16.03.2014 Хорошавин А.В., выполняя свою роль лидера и руководителя организованной группы, в связи с принятием Лобкиным А.И. решения о досрочном сложении с себя полномочия мэра города Южно-Сахалинска, поручил последнему привлечь к преступной деятельности последней должностных лиц указанного муниципального образования, которые, приняв на себя роль исполнителей, с использованием своего служебного положения могли бы оказывать помощь соучастникам в подыскании возможных взяткодателей, достижении с ними соглашений о передаче и получении незаконных материальных вознаграждений, содействовать в подготовке и ведении их избирательных кампаний на территории данного городского округа, а также в случае необходимости противоправно препятствовать последним в осуществлении их права быть избранными.

В свою очередь Лобкин А.И., выполняя данное поручение, в этот же период, используя свое служебное положение высшего должностного лица городского округа «Город Южно-Сахалинск» вовлек для совершения описанных действий в участие в созданной и руководимой Хорошавиным А.И. преступной группе своего подчиненного Лескина Алексея Ивановича.

Текст обвинения относительно создания так называемой «организованной преступной группы» содержит общие фразы. Нет указания, когда, где и при каких обстоятельствах в нее были вовлечены Макаров, Лобкин и Лескин. Ни материалы дела, ни имеющиеся в нем записи телефонных переговоров не содержат ни малейшего упоминания об ее создании и вовлечении в ее деятельность указанных лиц.

Сами Хорошавин, Лобкин, Макаров и Лескин существование преступной группы отрицают, а иных доказательств этому органами предварительного следствия не добыто. Все телефонные переговоры сводятся к обсуждению текущих вопросов организации предвыборной кампании.

Все, чем располагают органы следствия, — это предположения, следует из материалов дела. Всё, что содержит текст обвинения — это фактически возложение на Лобкина, Макарова и Лескина обязанности подыскивать потенциальных кандидатов на участие в выборах в городскую думу, способных оплатить проведение предвыборной кампании.

Если обратиться к хронологии, то предвыборный штаб партии «Единая Россия» был сформирован в январе — феврале 2014 года Дмитрием Братыненко, являвшимся по апрель 2014 года заместителем губернатора Сахалинской области — руководителем аппарата губернатора и ПСО. Именно он привлек к работе предвыборного штаба Алексея Лескина в силу занимаемой им должности вице-мэра, руководителя аппарата администрации города Южно-Сахалинска, а никак не Лобкин, как указывает следствие. Согласно распределению обязанностей между мэром города, первым вице-мэром и вице-мэрами, утвержденному распоряжением администрации №164р от 23 мая 2013 года, организационное и материально-техническое обеспечение подготовки и проведения муниципальных выборов относилось к компетенции вице-мэра, руководителя аппарата, коим на тот момент являлся Лескин, и именно поэтому он был привлечен Братыненко к работе предвыборного штаба «Единой России».

Лобкин объективно не мог «вовлечь» Лескина, как указано в обвинении, «используя свое служебное положение высшего должностного лица городского округа». После написания заявления об отставке (23 декабря 2013 года) Лобкин фактически не исполнял обязанности мэра. С 17 по 20 января он находился в командировке в Москве, с 26 по 30 января — в командировке в Японии, с 1 февраля по 15 марта в очередном отпуске и с 16 марта 2014 года в отставке. В итоге в 2014 году Лобкин находился на рабочем месте всего 8 дней, а с 1 февраля не исполнял обязанности мэра. Штаб же стал работать в феврале 2014 года.

***

В подтверждение своей позиции следствием приводится еще одно основание.

В случае, если предполагаемый взяткодатель в ходе переговоров заявил бы об отсутствии необходимости в оказании ему содействия в выдвижении в качестве кандидата, подготовке и ведении его избирательной кампании и о принятии в связи с этим решения об участии в выборах депутатов городской думы города Южно-Сахалинска пятого созыва без передачи членам организованной группы материального вознаграждения, последними до указанного лица должны были быть доведены последствия этого в виде оказания ему в последующем с использованием служебного положения соучастников незаконных препятствий к осуществлению права быть избранным, а при необходимости и к ведению им и аффилированными ему субъектами на территории Сахалинской области предпринимательской или иной экономической деятельности, что должно было дополнительно побудить его согласиться на выдвинутые условия.

Вместе с тем материалы уголовного дела, в частности имеющиеся записи телефонных переговоров и показания кандидатов в депутаты, не содержат сведений о имевших место подобных угрозах. Да и каким образом можно рассуждать об оказании незаконных препятствий Хорошавиным, Лобкиным, Макаровым и Лескиным с использованием ими своего служебного положения к осуществлению права быть избранным, если в их компетенцию не входили вопросы регистрации кандидатов в депутаты? Если кандидат исполнил процедуру подачи документов, каким образом технически ему можно было отказать в регистрации? Любой незаконный отказ в регистрации либо ее отмена могли обжаловаться в судебном порядке, что сводит на нет даже гипотетическую возможность указанных лиц незаконно воспрепятствовать кандидатам в регистрации. В ходе следствия не установлено, где, когда и при каких обстоятельствах Хорошавин якобы дал указание Лобкину, Макарову и Лескину доводить до кандидатов приведенные выше угрозы.

Также необходимо коснуться самих кандидатов в депутаты и их показаний: с какой целью они вносили денежные средства в предвыборный штаб «Единой России»?

Большинство из них не имели достаточного политического опыта и авторитета среди населения, а часть вовсе были малоизвестными. В этой ситуации вполне логично, что люди, не имеющие опыта политической борьбы и смутно представляющие суть политических технологий, выбирая между самовыдвижением и выдвижением избирательным объединением, выбрали последнее. Вряд ли их нужно было к этому принуждать. Самовыдвиженец располагает намного меньшими ресурсами, чем сторонник партии, тем более ЕР. Но партия не стала бы «двигать» тебя бесплатно, ведь политтехнологии дорого стоят. И первое и второе, например, подтверждается нынешними сахалинскими выборами.

Все допрошенные в ходе расследования кандидаты в депутаты пояснили, что денежные средства вносились ими в предвыборный штаб «Единой России», от которой они выдвигались кандидатами в депутаты. При этом все они понимали, что эти денежные средства пойдут на оплату работы политтехнологов и формирование их политического имиджа, что в реальности и имело место. Каждый из кандидатов пояснил, что с ними действительно работали политтехнологи, проводилась предвыборная агитация в средствах массовой информации и иные мероприятия. Незначительные витиеватые формулировки в показаниях ряда кандидатов об их предположении, что часть денег могла пойти на взятки кому-то за какое-то эфемерное «общее покровительство», — только их предположения, и не совсем понятно, добровольно ли они это предполагали или же под чьим-то давлением. Никто из них на первом допросе фактически не заявил, что кто-либо требовал деньги в качестве взятки, давал какие-либо гарантии или высказывал угрозы.

После сложения полномочий мэра Андрей Лобкин являлся финансовым поверенным предвыборного штаба «Единой России». Общая сумма собранных средств составила 120 миллионов рублей. Однако кандидатами в депутаты был внесен 101 миллион. В материалах уголовного дела имеется заявление Лобкина, где он указывает, что недостающие 19 миллионов рублей в предвыборный штаб он внес из собственных средств (часть из них потом компенсировали остальные кандидаты из списка). Если Лобкин наряду с другими «членами организованной преступной группы» якобы желает и действует с целью получения взяток от кандидатов, зачем он сам вносит в фонд деньги?

Помимо этого об отсутствии взяток за какое-либо «общее покровительство» красноречиво говорит следующий факт: два кандидата, Яркин Э.В. и Кузьменко В.И., заплатившие по 4 и 3 миллиона рублей соответственно, депутатами городской думы не стали. В первом случае была отменена регистрация в качестве кандидата, так как у человека имелась судимость, а во втором кандидат банально не был избран.

Из обвинения:

В случае достижения с лицом соглашения о передаче и получении материального вознаграждения участники организованной группы, включая Лобкина и Макарова, должны были обеспечить получение от него предмета взятки, не препятствовать ему в осуществлении права быть избранным, в ведении им и аффилированными ему субъектами на территории Сахалинской области предпринимательской и иной экономической деятельности, а также оказывать взяткодателям содействие в выдвижении их в качестве кандидатов, в подготовке и ведении их избирательных кампаний.

Если следствие полагает, что взятки давались за оказание «содействия», в то время как в реальности «содействия» не было и денежные средства неизбранным кандидатам возвращены не были, тогда за что кандидаты платили денежные средства? Яркин и Кузьменко в ходе следствия показали, что никаких гарантий им никто не давал и в случае неудачи вернуть денежные средства не обещал.

В ходе предварительного следствия в отношении каждого из кандидатов в депутаты было вынесено постановление об освобождении от уголовной ответственности на основании примечания к статье 291 УК РФ: «Лицо, давшее взятку, освобождается от уголовной ответственности, если оно активно способствовало раскрытию и (или) расследованию преступления и либо в отношении его имело место вымогательство взятки со стороны должностного лица, либо лицо после совершения преступления добровольно сообщило в орган, имеющий право возбудить уголовное дело, о даче взятки».

Сообщение (письменное или устное) о преступлении должно признаваться добровольным независимо от мотивов, которыми руководствовался заявитель. При этом не может признаваться добровольным сообщение, сделанное в связи с тем, что о даче взятки, посредничестве во взяточничестве или коммерческом подкупе стало известно органам власти.

В нашем же случае сообщения о даче взяток нельзя признать добровольными, так как ни один из кандидатов в депутаты добровольно не явился в правоохранительные органы и не сообщил, что он дал взятку. Каждый из них только спустя несколько месяцев после выборов был вызван в правоохранительные органы, и на тот момент следствие уже располагало сведениями о внесении ими денежных средств в избирательный фонд ЕР. Прослушивание телефонных переговоров проводилось с 31 марта 2014 года, за полтора года до их так называемого «добровольного сообщения» о даче взяток.

Кроме того, 25 июня 2015 года Лобкин представил следствию письменное заявление, в котором подробно изложил обстоятельства внесения кандидатами денежных средств, то есть еще до момента допроса кандидатов.

Следовательно, если следствие полагает, что имело место получение взяток, значит имела место и дача взяток 13-ю кандидатами в депутаты и одно приготовление к даче взятки. 12 кандидатов были избраны депутатами городской думы. В итоге возникает вопрос: если правоохранительные органы установили, что 12 кандидатов были избраны депутатами гордумы за «взятки», то есть неправомерно, почему не были оспорены результаты этих выборов? Ведь как установило следствие, налицо прямое нарушение закона?

Этому есть только одно объяснение — никто из числа сотрудников правоохранительных органов, занимающихся этим вопросом, видимо, не считал и не считает, что кандидаты в депутаты давали взятки, и никто эти взятки не получал.

В самом тексте обвинения сказано, что у Хорошавина имелось указание обеспечить избрание не менее 2/3 членов из числа кандидатов выдвинутых партией «Единая Россия», и именно поэтому он занимался вопросами работы предвыборного штаба «Единой России», а не желал получить взятки от кандидатов для личного обогащения.

В самом тексте обвинения есть такие строки:

Указанных целей, то есть избрания депутатами представительного органа города Южно-Сахалинска лояльных себе лиц, большинство из которых являлись бы выдвиженцами партии, а также избрания мэром города Южно-Сахалинска представителя последней, Хорошавин планировал достичь путем использования соответствующих политических технологий, требующих значительных финансовых затрат.

Получается, само следствие не определилось, были ли это взятки или все-таки оплата работы политтехнологов?

Об этом и других обстоятельствах уголовного дела Sakh.com поговорил с Алексеем Лескиным.

Алексей Лескин о выборном деле Хорошавина: если так обвинять, можно посадить любого

Алексей Лескин

— Алексей, решила позаниматься вашим делом, потому что нам снова предстоят выборы того же уровня, а мы еще не поняли, были ли предыдущие законными.

— И все то же самое, только по-другому называется.

— Я читала протокол вашего допроса — настолько все то же самое, что даже называется одинаково. И сегодня, насколько я знаю, на выборы приглашены те же самые политтехнологи, которые работали здесь в 2014 году.

— Ну да. Была стратегия 2020 и круглые столы, а сейчас «Твой Южный» и стратегические сессии.

— Вы готовы сейчас открыто говорить об обстоятельствах своего дела? Не боитесь, мягко скажем, что вас могут «прессануть» за интервью?

— «Прессануть» меня могут, но с другой стороны, куда уже дальше? Сейчас прошло дело Екатерины Павлюк. Оказалось, что судьи начали придерживаться закона, смотреть на закон, применять его нормы. Появилась надежда. Когда арестовали Александра Вадимовича Хорошавина, встал вопрос к местным правоохранителям: почему вы молчали, почему не говорили, что у вас губернатор — вор и взяточник? Ведь сколько было коллегий, сколько совещаний, почему никто не поднимал эту тему? Или что у вас Лобкин — вор? Его вынудили написать заявление об уходе только из-за того, что у него была грин-карта. Которую он сам сдал до того момента, как принял решение уволиться.

— Более того — он, сдавая ее, думал, что ему позволят дальше быть мэром.

— Лобкин был адекватен. С ним поговорил Хорошавин, и они приняли решение, что его нужно задвинуть. Он собрал нас всех, сказал, что была такая ситуация, и чтобы не будоражить город, он уходит. Причем это было сделано еще в конце 2013 года, мы все уже знали, что Лобкин увольняется. Это был, наверное, ноябрь даже, а не декабрь.

— То есть это была командная работа, и он как командный человек, чтобы не мешать работе, ушел?

— Чтобы не вредить городу, в большей степени. Это с его слов. Чем он руководствовался на самом деле, я не готов сказать. Но в принципе, я считаю, что он был искренен, потому что часто повторял фразу: «Когда садишься в кресло руководителя, надо быть готовым к тому, что это кресло ты когда-нибудь будешь должен оставить».

— А сейчас вы общаетесь с Лобкиным?

— Да, общаюсь периодически, созваниваемся.

— Он чем-то может вам помочь или помогает?

— Он готов дать все показания, которые нужны для следствия. Он уже давал их, его письмо есть в деле. Плюс он был опрошен сотрудниками по «Скайпу», его неоднократно спрашивают, какова была роль Лескина в выборах, брал он деньги или не брал? На что Лобкин неоднократно отвечал: при чем здесь Лескин? Лескин — вице-мэр, руководитель аппарата. Не будь Лескина, там был бы какой-нибудь Иванов-Петров-Сидоров, он занимался бы тем же самым. Это полномочия вице-мэра.

За несколько недель до возбуждения дела меня предупреждали, что в отношении меня сотрудниками полиции собраны какие-то материалы и их рассматривал прокурор. Мне говорили, что прокурор настаивает на возбуждении уголовного дела. Но я-то все свои дела знал и знал, чем я занимаюсь.

— И были спокойны?

— Конечно, я не был спокоен. Как будешь спокойным, когда тебе говорят, что кто-то уже настаивает на твоем аресте. Но я знал, что закон я не нарушал, ничего себе в карман не клал и всегда все мои действия были направлены на работу. И я старался делать ее качественно, хорошо, то есть на благо города. Насколько получалось, тяжело судить, но по крайней мере, я не руководствовался никакими личными интересами. Благ никаких дополнительных не получал, кроме зарплаты и служебного жилья, в котором проживал со своей семьей.

— Зарплата была какая?

— Зарплата была хорошая, 183 тысячи рублей на руки. Я точно знаю сумму, потому что жил на свою зарплату. Мне вполне хватало. У меня был кредит на машину.

— Ее потом арестовали?

— Машину потом арестовали. Она до сих пор арестована как обеспечительная мера. Я не могу ей распоряжаться, то есть продать.

— А еще у вас изымали какие-то украшения?

— Это все вернули, потому что они не представляли никакой ценности.

— То есть из имущества по этому делу у вас арестована только машина?

— Да, наложен арест на машину, я ей пользуюсь, она отдана на ответственное хранение.

— А кредит вы отдали за нее?

— Банк продал этот кредит коллекторам, и наши друзья его выкупили. Там была какая-то символическая сумма. Причем таких случаев по стране были единицы. Иначе как чудо не назовешь.

— Когда вас арестовали, то потом еще несколько раз продлевали заключение под стражей, а потом вдруг отпустили. Как думаете, почему?

— Скажем так: на каждое продление, которое было, следователь ничего нового не говорил. Ни прокурор, ни следователь с момента первого ареста. Все следующие аргументы были абсолютно идентичные. Следователь повторял заученные фразы, которые были на первом продлении, и на все вопросы стороны защиты не мог ничего прояснить. На одном из продлений, когда уже около года шло следствие, адвокат спросил: «Проясните, пожалуйста: год идет следствие. Вы за этот год нашли деньги, которые Лескин брал или что-то еще? Можете пояснить, брал ли Лескин деньги?» Следователь прямо в суде (это есть в протоколе судебного заседания) сказал: «Мы выяснили: Лескин деньги не брал.» «Так почему тогда вы его держите в тюрьме?» — спросил адвокат. «Ну вы понимаете, есть другие обстоятельства».

Какие обстоятельства конкретно, следователь не пояснил. Но здесь все очень просто. Сначала арестовали Хорошавина, потом арестовали Карепкина. Через какое-то время Горбачев был арестован. Все это была наработка московских силовиков. Сюда приехала бригада проводить следственные действия. Дело было в Главном управлении следственного комитета. И встал вопрос — чем занимались наши правоохранители? Поэтому им надо было срочно каким-то образом показать свою работу: что они тоже не сидят без дела, а борются с коррупцией. Нужны были громкие дела. И первым как раз стал мой арест. Был громкий арест Хорошавина, который несколько дней крутили по центральным каналам, а второй мой, который также показывали все СМИ. Они рассказывали, что я взял 10 миллионов, потом 5, потом или 10, или 5.

На меня до этого было оперативное дело. Якобы в полицию поступило какое-то заявление о том, что я принимаю людей на работу за деньги и за взятки осуществляю покровительство. В ходе оперативно-следственных мероприятий данная версия не подтвердилась, зато они слушали мои телефонные переговоры, и в том числе я обсуждал ход избирательной кампании. Оперативники пошли с этими материалами в прокуратуру, показали их, и те же самые прокурорские работники ответили, что это простое ведение избирательной кампании, списывайте в архив. И дело было в архиве.

Меня арестовали в конце апреля 2015 года, тогда как выборы закончились в сентябре 2014, то есть прошло почти полгода после тех событий. Что мешало по свежим следам, если это было преступление и все об этом знали, взять меня с поличным? А когда произошло задержание Хорошавина, понадобились хоть какие-то материалы. Тогда открыли тот самый архив и возбудили уголовное дело.

Когда меня арестовали, у меня провели дома обыск, и оперативники были достаточно кислые. Не знаю уж, что они хотели найти, но никаких благ и роскоши они не нашли. Из имущества у нашей семьи была только машина, купленная в кредит, и все. Никакого недвижимого имущества у нас нет, потому что всю нашу жизнь, как мы с супругой поженились, мы сначала на гражданке кочевали врачами, потом меня призвали в армию, там Чечня была, гарнизоны военные, мы меняли служебное жилье и не успели обзавестись никакими благами. Поэтому после моего ареста за супругой еще месяц ходили и следили: видимо, рассчитывали что-то вычислить, искали, где у нас имущество. Была якобы оперативная информация, что моя семья приобрела квартиру в элитном жилом комплексе. Видимо, искали эту квартиру.

— Сейчас вы где живете?

— В той же служебной квартире, так как супруга продолжает работать в администрации. Сегодня мы строим свое жилье, потому что в связи со всей этой ситуацией мы стали малоимущими, и нам как ветеранам боевых действий стала положена выплата на приобретение или строительство жилья. Основным доходом была моя заработная плата, а после выхода из СИЗО меня отстранили от должностных обязанностей. Работать я не мог, так как был под арестом, получал компенсацию в 10 тысяч рублей от государства. Как ветераны мы получили около 6 млн и начали строить дом. Он готов процентов на 70%, деньги закончились, будем переезжать и достраивать.

— Сейчас вы работаете?

— Сейчас я являюсь помощником владыки по имущественно-правовым и административно-хозяйственным вопросам в Южно-Сахалинской и Курильской епархии, получаю небольшое вознаграждение.

— Как вы думаете, почему ваше дело до сих пор расследуется, почему его не передают в суд?

— Сейчас выполняются требования 217-й статьи УПК — ознакомление с материалами дела, но скажу, что никто особо с этим не торопит. Я думаю, что это связано с предстоящими выборами, ведь в суде будут оглашаться все материалы, и в принципе станет понятно, что та ситуация, которая была в 2014 году, из-за которой меня пытаются привлечь к уголовной ответственности, совсем не поменялась.

— Условно говоря, берем вице-мэра, который сейчас на вашем месте, и точно так же, если исходить из логики обвинения, закрываем за взятку?

— На всех выборах, которые состоялись после 2014 года, работали политтехнологи, были избирательные штабы и фонды. Такая же ситуация была и на выборах в областную думу, и даже на выборах президента, причем последние курировал Анатолий Макаров, уже будучи в статусе обвиняемого по уголовному делу.

— А как вы думаете, почему эти депутаты, которые якобы давали взятки, формировали этот избирательный фонд, так легко отделались? Они не являются фигурантами никаких дел, а только свидетели.

— Нельзя сказать, что они легко отделались, потому что то, что дела в отношении них приостановлены, — это решение временное, оно может быть изменено.

— То есть это короткий поводок, на котором их держат?

— Да. Если посмотреть первые показания всех депутатов, которые были кандидатами, практически все они достаточно правдивые. Они соглашаются: да, деньги сдавали, но это был избирательный фонд. С нами работали технологи, проводили наши избирательные кампании, нас курировали, вели, готовили нам встречи, различные мероприятия, печатали агитационные материалы, и мы понимали, за что платим деньги. Если вернуться к первым показаниям, они были именно такими. За исключением нескольких кандидатов, которых поймали за… Ну как поймали, это опять же достаточно достоверно известно, и впоследствии подтвердилось, что их поймали на совершении других преступлений и сказали: либо вы даете показания, которые нужны, либо мы возбуждаем в отношении вас уголовное дело.

Бурдюгов здесь яркий пример. Показания он дал, но тем не менее впоследствии в отношении него было возбуждено уголовное дело по тем материалам, которыми его запугивали. А Цоя оперативники поймали на уходе от уплаты налогов. Это тоже факт достаточно известный. Что в дальнейшем произошло с его налоговыми махинациями, я не знаю. Но перед ним поставили тот же выбор: либо показания, либо уголовное дело.

Ряд кандидатов в депутаты откровенно пугали помещением в следственный изолятор, причем пугали, что они поедут не в местный СИЗО, а в Лефортово в Москву. Кого-то и посадили, например, Малькова. Он посидел там месяц или два, а когда дал показания, его выпустили. В дальнейшем, когда следствие предложило депутатам прекращение их уголовных дел не по реабилитирующим основаниям, а с признанием того, что они давали взятки, они согласились. Тем не менее, если мы вернемся к судебной практике, к пленуму Верховного суда, одним из важнейших и неотъемлемых оснований по примечанию к даче взятки и посредничеству является добровольное признание, так называемая явка с повинной. Если следствию все было известно, то явка с повинной уже не оформляется. А на тот период, когда все кандидаты пришли «сдаваться», у следствия уже было письмо Лобкина, где было расписано, кто сколько дал.

Алексей Лескин о выборном деле Хорошавина: если так обвинять, можно посадить любого

Алексей Лескин о выборном деле Хорошавина: если так обвинять, можно посадить любого

В информации о взносах выше и в списке есть расхождение. Это связано с тем, что Лескину вменяют не всех кандидатов в депутаты, а Хорошавину всех.

На этом письме и основывалась вся дальнейшая работа с депутатами. Поэтому нельзя говорить о какой-то явке с повинной.

Поэтому правильно — это короткий поводок, чтобы их держать, и который в любой момент может быть подтянут еще ближе. Решение о прекращении уголовного дела можно отменить. И впоследствии говорить о том, что я — не я, если ты согласился с этим составом, будет уже гораздо сложнее.

— Как вы объясните тот факт, что большинство из тех, кто согласился, что «давал взятку Хорошавину», опять идут на выборы, желая стать депутатами? Что ими управляет в этот момент?

— Потому что не было никакой взятки на самом деле и не было, соответственно, нарушения закона. Можно говорить о нарушении закона в части превышении избирательного фонда. Но опять же — избирательный фонд ограничивается только с того момента, как кандидат подал официальное заявление. Ту работу, которую он ведет до того, как зарегистрироваться в качестве кандидата, закон никак не ограничивает. Он может тратить хоть какие суммы на свою агитацию, как угодно себя пиарить, и здесь избирательное право на него никак не действует. А все кандидаты, если мы вернемся к 2014 году, регистрировались на последних сроках, в том числе чтобы уйти от возможных ограничений избирательного фонда. Ну и опять же, согласившись с предложенным следствием прекращением уголовных дел, в душе они это понимают — взятки мы не давали, деньги были потрачены на кампанию, так проводятся выборы по всей стране. Наверное, они не видят для себя никаких ограничений.

— Но при этом они знают, что это дело не закрыто, не передано в суд, неизвестно, чем оно закончится. Условно говоря, суд принимает решение, что да, Хорошавин брал взятки…

— Может, как-то хотят себя обезопасить.

— То есть Хорошавин будет сидеть за то, что он брал, а они будут сидеть в гордуме, потому что, по их собственным убеждениям, они, ничего ему не давали. Остановите землю.

— Мало того, один из этих кандидатов сейчас является зампредом правительства (Владимир Сидоренко — прим. автора), а трое — депутатами областной думы, причем заместителями председателей комитетов.

— Шарифулин, Цой и?

— Шарифулин, Цой и Акопян. Один является сейчас вице-мэром — это Гринберг.

— Театр абсурда.

— Все сидят на своих местах и работают. Здесь театра абсурда нет, потому что все здравомыслящие люди. И те люди, которые работали в администрации, в правительстве, понимают, что здесь нет взятки.

— Но они же признались в этом!

— Люди платили деньги за проведение своей избирательной кампании, за пиар.

— Абсолютно точно, так оно и было, но при этом они оговорили человека, и он сейчас сидит в СИЗО, благодаря им (интервью писалось до этапирования Хорошавина в Хабаровск — прим. автора).

— Это уже морально-этические нормы.

— А вы под подпиской ждете суда…

— Ксения, вот смотрите: когда меня в первый раз задерживали, может, я и не был бы в СИЗО, если бы повел себя по-другому. Когда еще проводились обыски — дома, в рабочем кабинете — следователи откровенно предложили мне сотрудничество, то есть дать показания об известных мне преступлениях, совершенных другими должностными лицами, причем явно намекая на руководство города и области. Если бы я дал какие-то показания, которые мне предлагали дать, то, может быть, я в СИЗО не оказался бы. Поехал бы домой или был бы свидетелем по этому делу, может, даже и не был бы обвиняемым. Вопрос в том, что мне нечего было сказать о какой-то противоправной деятельности, потому что я о ней ничего не знаю. Я видел, как Надсадин в тот период работал, как работали другие мои коллеги в администрации города, и придумывать что-то, наговаривать — для меня это неприемлемо.

16 месяцев я провел в СИЗО, и в тот период моя семья оказалась на грани краха. Единственным нашим доходом была моя заработная плата, и естественно, она сразу закончилась, когда меня закрыли. Сбережений, накоплений не было. Были только кредиты. И благодаря друзьям и многим другим людям, абсолютно чужим, моя семья существовала. О какой-то помощи и поддержке я даже не знал. Поэтому я бы хотел сказать спасибо всем, кто поддерживал мою семью, меня, кто помогал нам. И за моральную, и за материальную помощь. Многие работники администрации подписали ходатайство, чтобы мне изменили меру пресечения. Причем среди них были те, к кому я был строг как руководитель. И я был очень тронут тем, что люди не побоялись, поставив подписи. Я многим не сказал спасибо после этого, потому что с кем-то не виделись, про кого-то я не знал, поэтому говорю сейчас.

— Сегодня у нас вовсю идет избирательная кампания. Расскажите немного, как происходит этот процесс. На что уходят деньги, как ищутся политтехнологи? Кто их находит или они сами о себе заявляют?

— Не могу сказать, как сейчас это происходит, хотя знаю, что политтехнологи приехали те же — Шипило и Жигалко. По тому, что я вижу: все то же самое: работают с фотографами, составляют агитационно-публичные материалы, организуют встречи. Я хорошо знаю, что в 2014 году технологов пригласил Братыненко. Он же тогда дал указание о составе сметы на кампанию. В дальнейшем остальных технологов подбирали главные технологи. Там же есть иерархия определенная, сверху вниз: есть руководители, подчиненные, электоральные юристы, так называемые «полевики», которые работают с населением. Каким образом расходовались деньги кампании, я достоверно не знаю, потому что я этим не занимался, даже не пытался вникать.

Смета проведения выборов представлялась на заседании областного избирательного штаба, который, кстати, и формировал Братыненко, как вице-губернатор, курирующий областную внутреннюю политику и отвечающий за проведение выборов перед администрацией президента. В эти выборы 2014 года у нас был областной избирательный штаб, своего штаба в городе не было. И руководство осуществлялось напрямую из области. После Братыненко это был Строганов, после Строганова — Караганов. Это обычная практика во всех регионах и на всех уровнях выборов.

Со сметой, которую сделали технологи, я ознакомился поверхностно, потому что меня это особо не интересовало. Знаю, что деньги тратятся на зарплаты технологов, электоральных юристов, изготовление агитационных материалов — это различные газеты, брошюры, баннеры, листовки, плакаты, всякие календарики-открытки. На организацию и проведение мероприятий и встреч с населением, различные акции, праздники, которые требуют дополнительного финансирования, на совершение каких-то добрых дел, к примеру, посадки деревьев, кустарников… На обеспечение работы штаба нужна канцелярия, оргтехника. Проживание, опять же, съем квартир. Они же приезжие, эти технологи, поэтому им нужно где-то жить.

— Зарплата технолога какая была в том году?

— Мне тяжело сказать, я не помню, знаю, что очень приличная.

— Говорят, что 500 тысяч.

— У старших главных технологов, по-моему, более 500 тысяч в месяц была зарплата.

— Получается, эти деньги, которыми скидываются кандидаты, пропорционально расходуются на всех?

— Тяжело сказать. Наверно, нет, потому что какому-то кандидату нужно больше проводить мероприятий, какому-то меньше. Это уже технологический штаб решает, какие кому проводить мероприятия и сколько встреч организовывать, сколько печатать агитационной продукции и так далее. Потому что кто-то из кандидатов уже имеет электоральный рейтинг и узнаваемость, какие-то дела кандидат делал сам, соответственно усилий и финансов на него надо меньше. Это опять же из моих познаний.

— То есть ты заказываешь какую-то услугу и ее оплачиваешь. И при этом конечный результат тебе никто не гарантирует. А они какой-то договор составляли с политтехнологами?

— Я этого не знаю. Потому что, еще раз повторюсь, я не занимался финансами, поэтому не готов сказать. Понятно, что эти деньги были потрачены на проведение выборов. И это практика не только «Единой России», это практика всех остальных партий, потому что даже в 2014 году приезжали технологи, например, от КПРФ, которые также работали с кандидатами и формировали свои избирательные фонды.

— На что вы рассчитываете в завершение этого уголовного дела? Вас осудят или нет?

— В свете последних событий с Павлюк и вообще тех событий, которые происходят в стране, я думаю и надеюсь, что здравый смысл и закон возьмут верх над всеми придумками и выдумками следователей. Но я понимаю, что сегодня следователи являются заложниками ситуации: арестовав меня и посадив в СИЗО, показав это по центральным каналам, им будет трудно признать, что они совершили ошибку.

— То есть вы думаете, что приговор все-таки будет обвинительный?

— Я надеюсь, что меня оправдают.

— Если вас оправдают, будете ли вы предпринимать какие-то действия, чтобы добиться реабилитации от незаконного уголовного преследования, или вы хотите закончить эту историю и никогда к ней не возвращаться?

— Оправдательный приговор и будет реабилитацией. Мне этого будет вполне достаточно. Вести какую-то борьбу? Для кого? Люди поймут, что есть закон, который действует, который работает, и невиновного человека привлечь к уголовной ответственности не получится. Подбрось ему наркотики, как это было с журналистом Голуновым, или обвини в каких-то преступлениях коррупционных, которых он не совершал… В деле-то нет ни одного доказательства, что я мало-мальски причастен к совершению тех преступлений, в которых меня обвиняют. Это люди увидят. У меня есть семья, есть моя жизнь, мы через это прошли. Считаю, что честность моего имени будет восстановлена.

— Адвокат Александра Хорошавина говорит, что ему противно читать это дело, настолько оно надуманное…

— Я могу его понять, потому что я сам читаю это дело, и мне тоже противно, скажу честно. Я несколько раз садился читать обвинение, но так его до конца и не прочел. Просмотрел, скажем так, а вчитываться не вчитывался, потому что противно. Как можно белое называть черным? С другой стороны, надо бороться, и есть ради чего, по крайней мере мне. Я буду бороться, даже если сейчас это дело будет направлено в суд. Хотя я надеюсь, что здравый смысл восторжествует, и кто-нибудь его все-таки прочитает. Потому что следователь, который его вел, уехал в Москву, руководитель следственного отдела уволился, руководитель следственного управления уехал в Якутию, то есть по сути в следственном комитете не осталось людей, которые были бы знакомы с этим делом. Следователь, который ведет его сейчас, его не читал, на уточняющие вопросы ответил «Не знаю».

Когда нет ни одного факта, когда все основано на вымысле, люди дают одни показания, а потом из них что-то выдавливают, и они дают другие показания, причем опять же эти показания не обличают в совершении преступления, а лишь подводят: «Ну может быть», «Я считаю», «Да, это могло быть»… Я с Хорошавиным ни разу не общался лично, видел его только на совещаниях. Как можно быть с человеком в одной преступной группе и не знать его?

Поэтому я надеюсь, что в итоге обвинительное заключение не будет поддержано и дело просто закроют.

Обновлено сегодня в 17:50

Как позже пояснил Андрей Лобкин, в деньгах, уплаченных кандидатами, могут быть нестыковки, так как не все вносили средства в фонд сразу. Некоторые несли частями, причем уже после самих выборов. Лобкин внес за них всю сумму, а затем ждал возврата долгов. В итоге, по его словам, ему не вернули около 9 миллионов.

— А сейчас эти кандидаты подписываются, что я взяточник. Заняли у меня деньги, прошли кампанию, избрались, а потом донесли на меня. Совести нет вообще, — сказал Лобкин.

Источник

Оставить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *